Если мы посмотрим священное Писание, мы увидим там такое явление, которое чрезвычайно превозносило форму над содержанием и считало, что сама форма спасительна. И такое явление называлось «фарисейство». Если мы думаем, что это просто было какое-то явление, по отношению к которому Христос был в оппозиции – мы ошибаемся. Христос не просто был в оппозиции, Он прямо учил Своих учеников бояться и беречься закваски фарисейской. То есть беречься того, чтобы превозносить форму и считать её саму по себе спасительной. В то же время Христос не призывал к разрушению формы. Когда Его учеников обличали, например, в нарушении субботы – Он не говорил, что субботу вообще нужно отменить. Он говорил, что к ней, как ко всякой форме, надо относиться внимательно и по совести, понимая, где она приносит пользу, а где она пользу не приносит. Говоря, что не человек для субботы, а суббота для человека, тем самым ещё и ещё раз Он показывал, что главное, с Его точки зрения, – это содержание. И так много примеров можно привести, в которых Господь делал акцент именно на то, какую пользу это приносит, какие плоды приносит та или иная форма.
Когда мы смотрим на Великий Пост, мы, конечно же, понимаем, что внешне – это определённая форма благочестия. И, конечно, в ней тоже, как в любом религиозном явлении, можно выделить содержание, можно выделить сторону внешнюю. Как обычно это бывает, внешняя сторона легче, чем внутренняя. Легче в исполнении. Мне кажется, что история из одного древнего патерика вполне подходит к тому, чтобы показать, каким образом соотносится внешнее и внутреннее. Однажды святитель Епифаний Кипрский написал преподобному Иллариону, чтобы тот к нему приехал и говорит: «Приедь ко мне, и мы увидимся с тобой, прежде чем разлучимся с телом». То есть он хотел ещё раз лично увидеться перед смертью. А он был насельником великой пустыни, такого большого монашеского общежития. И вот преподобный Илларион приехал к Епифанию на Кипр, а тот поставил перед ним индейку. И Илларион сказал, что я с тех пор, как стал монахом, никогда не ел ничего заколотого. На что святитель Епифаний сказал ему: «С тех пор как я стал монахом, я никогда не ложился спать, если на кого-то имел что-то или если кто-то имел что-то на меня». Илларион сказал: «Твой подвиг выше моего». И они вместе разделили трапезу.
Эта история, конечно, не столько про пост, сколько вообще про внешнее и внутреннее. Мы знаем массу таких примеров без всякого христианства, без всякого внутреннего содержания, воспроизводящих какую-либо форму. И, конечно же, например, какие-нибудь индийские йоги постятся так, как мало кто постится. Более того, даже далеко ходить не надо – есть спортсмены или модели, которые ходят по подиуму – так они держат настолько строгую диету, что пост даже внешне мало с ней сравнится. Потому что человек ставит перед собой какую-то цель. Но какую же цель ставим перед собой мы? Конечно, мы очень любим это время постное. Потому что оно как будто бы останавливает нас хоть на какой-то момент времени. Вот мы торопимся-торопимся, бежим всё время, и тут вдруг люди, которые вряд ли смогли бы так просто выделить 4 свободных вечера подряд, делают над собой усилие и выделяют. И говорят: «Нет, эти 4 вечера мы будем ходить на службы, мы будем слушать Покаянный канон, мы будем напряженно молиться». И действительно, когда слушаешь покаянный канон, удивляешься, какая кропотливая духовная работа была проведена его автором. Как много эмоций, как много духовных переживаний, глядя на того или иного участника библейского повествования. Кажется, что их так много, что ты не можешь охватить даже нескольких из них. Не то, что взять и прочувствовать весь канон или даже какую-нибудь небольшую его часть. Но мне кажется, что главная задача канона, скорее, побудить нас к внимательному отношению к своей душе. И неслучайно он читается нами, и мы молимся на нём именно в начале поста. Потому что в начале поста мы должны получить определённую установку. Дать себе определённую установку, как мы будем дальше поститься. Семинаристы иногда шутят, что в пятницу первой седмицы заканчивается Великий Пост. Потому что дальше начинаются обычные трудовые будни, и они учатся дальше все седмицы. А потом Страстная – уже и не пост вовсе, это особое время. И они говорят: «Вот, мы сейчас напряглись неделю, а дальше обычная учебная жизнь». Так, на самом деле, у многих. Потому что дальше мы все просто меняем в некотором смысле рацион, но погружаемся в обычную рабочую жизнь. Да, будет Мариино стояние, будет суббота акафиста, ещё другие дни нашего особенного молитвенного напряжения. Но человек не может постоянно все 40 дней находиться в таком молитвенном напряжении. Что же тогда оказывается для нас важным?
Если обратиться к Покаянному канону – увидеть его кропотливость, духовную работу над собой. Мне кажется, что очень важно как раз быть внимательным к этой кропотливости, к этой непрестанной работе. Потому что когда мы даём себе определённое задание в начале поста и говорим, например: «Я постараюсь не повышать голос на ближнего». Или: «Я постараюсь не обижаться». Или: «Я постараюсь не опаздывать», – что угодно. Какое угодно маленькое-маленькое заданьеце мы себе даём. То заданьеце, которое мы в принципе регулярно не делаем. Мы постоянно в чём-то даём осечку. И вот мы говорим себе: «Я себе ставлю в качестве задачи, чтобы в этот пост мне, например, ни разу не повысить голос». Или, например ни разу не сказать обидного слова. Ни разу не съязвить. Или что-то наподобие. Но когда мы в первый день повышаем голос или когда мы в первый день язвим, мы понимаем, что Великий Пост – это не от победы к победе, а от поражения к поражению. Потому что, ну ладно, в первый день не получилось – я постараюсь быть более внимательным, более собранным. Во второй день получилось, но почти случайно. В третий – опять не получилось. В четвёртый тоже получилось, но случайно. И ты понимаешь, что это задание, которое ты себе даёшь, не обозначает, что весь пост пройдет идеально. А ты научишься к концу поста хотя бы чуть-чуть, хотя бы самую малость сдерживаться и в чём-то себя контролировать. Хотя бы чуть-чуть ты научишься быть хозяином себе, своим обычным эмоциям, обычным стратегиям поведения. И цель поста именно в этом. В том, чтобы научиться владеть собой. В том, чтобы хотя бы на какое-то время вернуться к тому райскому состоянию, из которого мы пали. Потому что это падение – это как раз и есть наша внутренняя расхлябанность, когда мы хотим одного, а всё время делаем другое. Когда мы понимаем, что не надо завидовать, а завидуем. Когда мы понимаем, что не надо осуждать, а осуждаем. И указываем другим, и злимся, и раздражаемся.
Вот когда мы это всё понимаем, а сделать ничего не можем – это и есть тот самый грех, который в нас царствует, который мы в себя пустили. И время поста не в том, чтобы изменить рацион – это очень просто. Внешнее всегда просто. А пища упрощается именно для того, чтобы мы нашли время на другую работу, на работу над собой. На то, чтобы собраться внутренне и думать не о внешнем, а думать о том, как мы всё-таки проживаем нашу жизнь. Мы как будто бы заново начинаем это время каждый год. Каждый год кажется, что мы ничего нового не приобретаем. На самом деле это опыт, опыт и падений, опыт наоборот, когда у нас что-то получается. Потому что в итоге это обновление, в которое мы вступаем – именно эта духовная весна и заканчивается Пасхой. Но эта Пасха будет для нас внешней, если мы к посту отнеслись внешне. И тогда радость наша тоже будет внешней. Конечно, если мы чего-то там полтора месяца не видели, какой-то еды, любой человек, наверное, будет радоваться. Это не плохая радость, но она очень простая, очень внешняя. Чтобы пережить радость внутреннюю – надо понести внутренний подвиг. Он очень трудный. Но я надеюсь, что каждый из нас в меру своих сил этот подвиг на себя возьмёт. Возьмёт маленькую-маленькую задачу, с которой он весь пост будет справляться. В итоге справится, но не для того, чтобы похвалить себя, а для того, чтобы понять, что вместе с Богом мы способны на то, чтобы взять себя в руки, чтобы изменить свою жизнь.
Из проповеди иерея Стефана Домусчи по окончании Покаянного канона святого Андрея Критского.
