Сегодня, братья и сестры, мы с вами слышали в качестве Евангельского чтения притчу о блудном сыне. Притча эта известная. Многие люди, которые не знают вообще почти ничего о Евангелии – знают, кто такой блудный сын. Знают, что он вернулся к отцу. Это вошло почти в пословицу. В то же время, когда мы смотрим на эту притчу, в первую очередь, нам кажется, что она о каких-то далёких от Церкви людях, о нецерковных, неверующих – вот они блудные дети, они ведь там. А мы здесь. Мы у Отца Небесного, и храм – это наш дом. Мы его, по крайней мере, таким ощущаем. Но дело в том, что, судя по притче, есть отец, есть его дети и есть люди за пределами этой притчи – на стороне далече, куда ушёл этот самый блудный сын. Это означает, что нельзя просто так взять и посчитать, что все, кто вне Церкви, есть блудные дети. Они – тот самый мир «на стороне далече». И только в самом широком смысле можно сказать, что эти люди и есть блудные дети, и ждать их возвращения.
Чтобы вернуться, надо сначала быть в том месте, из которого ты ушёл и куда тебе потом надо возвращаться. А когда человек ни разу не был в храме, ни разу не задумывался об Отце Небесном, не имел с Ним никаких отношений – его сложно назвать блудным сыном. Он изначально родился в другом месте. Изначально в нём вырос. Он не изменял никому в совести своей. Не предавал никого. И для него, наверное, совершенно другие притчи в Евангелии сказаны. Может быть, что ещё есть овцы в стаде, и когда они придут – будет одно стадо и один пастырь. Вот это, наверное, правильно. А вот о блудном сыне говорится про того человека, который вырос с отцом или который, по крайней мере, познал жизнь с ним. А потом развернулся и ушёл. Предал то, что имел. Предал отношения, которые имел. И на самом деле, конечно, к такому человеку тем, кто остался дома, относиться хорошо гораздо сложнее. Потому что когда человек пришёл, и он вообще ничего о Боге не знал, и ты, бывает, рад его встретить. Потому что действительно человек совершенно новый для Бога. А когда человек был рядом с тобой, потом предал, растоптал всё – свою веру, свою нравственную жизнь, от всего ушёл, а потом возвращается, здесь как раз у нас рождаются совсем другие чувства. Те самые чувства, которые родились у старшего брата. Потому что если бы отец просто проявил милость к кому-то, это было бы делом отца – мало ли к кому он проявил милость. Захотел какого-нибудь слугу одарить тельцом, но это могут быть какие-то его причуды. А когда приходит тот, кто был своим и кто всё это уничтожил, а потом вернулся, вот здесь, конечно, старшего сына и зависть берёт, и гнев, и обида. И поэтому если мы посмотрим на притчу про блудного сына, то она, конечно, про того, кто был когда-то в Церкви. Потом ушёл и потом вернулся.
И вот, оказывается, что наша задача либо сказать, что эта притча не про нас, если мы, например, никуда не уходили, не предавали и когда крестились больше никогда не блудили, не развратничали, не пьянствовали, не тратили свою жизнь вот там, «на стороне далече», а оставались здесь, с Церковью. Либо мы каким-то образом должны так на неё посмотреть, что должны увидеть в ней, в этой притче, себя. Она либо для каких-то великих грешников либо мы её не так понимаем. Мне кажется, что псалом «На реках Вавилонских» очень правильно показывает смысл этой притчи – кто на самом деле блудный сын. Это совсем не обязательно человек, который пустился во все тяжкие после того, как стал христианином и познал радость жизни с Отцом Небесным. «На реках Вавилонских, там мы сидели и плакали, когда вспоминали тебя, Иерусалим». Пленившие меня Вавилоняне не говорят мне: «Пойдём с нами блудить, убивать, пьянствовать», они говорят: «Просто спой мне весёлую песню, спой мне твою песню про Иерусалим, почувствуй себя на чужбине так, как будто нет никакого Иерусалима, как будто вот здесь тебе хорошо, как будто нет ничего выше, чем то, что здесь есть». И пленные отвечают: «Как я буду петь песнь Господню на земле чужой, как я буду радоваться мирским радостям, злым радостям, плохим радостям, радостям, совершенно забывшим Бога?» Если мы начнём радоваться, то это и будет означать, что мы блудные дети, что мы изменили Небу, что мы изменили Отцу Небесному, что мы свели свои радости к земному. Это и есть быть блудным сыном. И совсем необязательно при этом переживать совершенное унижение и отпадение. Можно просто забыть, что Бог в центре твоей жизни. Можно просто забыть, что главная радость – это радость пребывания с Ним, и начать заботиться о другом. Погрузиться в эту суету.
Тогда мы перестанем смотреть на людей, которые где-то там грешат, как на блудных, а на себя как на старших детей. Потому что очень велико это искушение. В 90-е годы даже была такая статья про старшего брата. В ней говорилось о том, что люди, воцерковившись, потом на всех остальных начинают смотреть как старшие братья и всеми остальными понукать. Но ощущая себя старшим братом, не являешься ли ты на самом деле блудным сыном? В другом смысле, гораздо более тонком. Ведь на самом деле, наше вхождение в христианство, в понимание его смысла, оно же идет от грубого всё к более и более глубоким и тонким вещам. И поэтому каждому из нас есть о чём здесь подумать. Каждому из нас можно посмотреть на себя и понять: «Не изменил ли я где-то Богу, не порадовался ли я больше земному, чем небесному». И, конечно же, это то, с чего начинается подготовка к посту. Это то, с чего мы должны начать.
Мытаря и фарисея мы услышали. А теперь мы должны услышать состояние блудного сына и понять, что каждому из нас есть к чему возвращаться. У каждого из нас есть повод посмотреть на свою жизнь, подумать о ней и, раскаявшись, действительно вернуться, потому что Отец нас ждёт. Нам может казаться, что мы уже давно здесь, у Него. Но на самом деле работы в сердце ещё очень много. И главное – не отчаяться, не подумать, что тебя здесь ждут в качестве наемника. Тебя здесь ждут в качестве сына. В качестве верного раба. И надо, не боясь, идти навстречу Отцу. Потому что Он, что, наверное, самое поразительное в этой притче, Он не ждёт поклонения Себе, не ждёт унижения. Он первый готов броситься навстречу, обнять, одеть лучшую одежду и восстановить наше сыновство.
Из проповеди иерея Стефана Домусчи.